Жюль Верн (Jules Verne)

Жюль Верн

С Земли на Луну прямым путем за 97 часов 20 минут

ГЛАВА ПЕРВАЯ. «Пушечный клуб»

Во время Гражданской войны в Соединенных Штатах новый чрезвычайно влиятельный клуб возник в Балтиморе, главном городе штата Мэриленд. Мы знаем, с какою силой пробудился тогда военный дух американцев – этого народа предпринимателей, купцов и механиков. Простые торговцы бросали свои прилавки и внезапно превращались в капитанов, полковников и генералов, отлично обходясь без дипломов военных училищ Вест-Пойнта; они быстро сравнялись в «военное искусстве» с европейскими своими собратьями и, подобно им, не жалея ядер, миллионов, а главное, людей, стали одерживать победу за победой.

А в артиллерийской науке – в баллистике – американцы, на диво всем, даже превзошли европейцев. Нельзя сказать, чтобы их приемы стрельбы достигли большего совершенства, но они создали орудия необычайных размеров, бившие на неслыханные до тех пор расстояния. В искусстве настильного, навесного и ураганного огня, флангового, продольного и тылового обстрела англичане, французы и пруссаки достигли высокого совершенства; но их пушки, гаубицы и мортиры кажутся простыми пистолетами по сравнению с колоссальными орудиями американской артиллерии.

Впрочем, тут нечему удивляться. Янки – первые механики в мире; они словно родятся инженерами, как итальянцы – музыкантами, а немцы – метафизиками. Естественно, и в артиллерийскую науку они внесли свою смелую, подчас дерзкую изобретательность. Отсюда – их гигантские пушки, гораздо менее полезные, чем их швейные машины, но столь же удивительные и вызывающие еще большее восхищение. Всем известны необыкновенные огнестрельные орудия Паррота, Дальгрина и Родмена. Их европейским коллегам Армстронгу, Пализеру и Трей-де-Болье оставалось только преклониться перед своими заморскими соперниками.

Во время кровопролитной войны северян с южанами артиллеристы пользовались особенным почетом. Американские газеты с восторгом возвещали об их изобретениях, и, кажется, не было такого мелкого лавочника или невежественного bооbу , который день и ночь не ломал бы голову над вычислением сумасшедших траектории.

А когда у американца зародится идея, он ищет товарища, который разделил бы ее. Если во мнениях сойдутся трое, то один из них немедленно избирается председателем, а двое других – секретарями. Если их четверо, то назначается архивариус – и готово «бюро». Если их пятеро, то созывается «общее собрание» – и клуб учрежден!

Так было и в Балтиморе. Первый, кто изобрел новую пушку, вступил в союз с первым, кто согласился эту пушку отлить, и с первым, кто взялся ее высверлить. Так возникло «ядро» «Пушечного клуба». Через месяц клуб насчитывал уже 1833 действительных члена и 35 365 членов-корреспондентов.

Всякому желающему вступить в члены клуба ставилось conditi o sine qua non , он должен был изобрести или, по меньшей мере, усовершенствовать пушку, а в крайнем случае какое-нибудь иное огнестрельное оружие. Нужно, однако, сказать, что изобретатели пятнадцатизарядных револьверов, нарезных штуцеров и сабель-пистолетов не пользовались особым почетом. Артиллеристы всюду и везде их затмевали.

– Уважение, которое они приобретают, – провозгласил однажды один из самых ученых ораторов «Пушечного клуба», – прямо пропорционально «массам» их пушек и «квадратам расстояний», которые пролетают их снаряды.

Еще немного – и можно было бы распространить Ньютонов закон всемирного тяготения на всю духовную жизнь.

Легко себе представить размах американской изобретательности после учреждения «Пушечного клуба». Военные орудия начали принимать колоссальные размеры, а снаряды стали перелетать через все дозволенные расстояния, иной раз разрывая в клочки безобидных прохожих. Все эти изобретения скоро оставили далеко позади скромные по своим размерам европейские орудия. Вот цифры.

Прежде, «в доброе старое время», ядро в тридцать шесть фунтов весом могло прострелить на расстоянии трехсот футов лишь тридцать шесть лошадей, поставленных поперек его пути, или шестьдесят восемь человек. Это была младенческая пора артиллерийского искусства. С тех пор снаряды далеко улетели вперед. Например, пушка Родмена била на расстоянии семи миль, и ее ядро, весом в полтонны, легко могло «скосить» сто пятьдесят лошадей и триста человек. В «Пушечном клубе» был даже возбужден вопрос, не произвести ли этот смелый опыт. Но если лошади и согласились бы подвергнуться подобному испытанию, то среди людей, к сожалению, охотников не нашлось.

Во всяком случае, эти орудия были весьма смертоносны: при каждом их выстреле сражавшиеся падали целыми рядами, словно колосья под ударами косы. И какими жалкими по сравнению с такого рода снарядами показалось бы и знаменитое ядро, которое в 1587 году в битве при Кутра сразило двадцать пять человек, и то, которое в 1758 году при Цорндорфе убило сорок пехотинцев, и, наконец, австрийская пушка, поражавшая в битве при Кессельдорфе каждым своим выстрелом семьдесят человек. Что значили теперь наполеоновские пушки, убийственный огонь которых решил судьбу сражений при Иене и Аустерлице? Все это были лишь первые цветочки! В битве при Геттисберге конический снаряд, выпущенный из нарезной пушки, разом уложил сто семьдесят три южанина, а при переправе через реку Потомак один родменовский снаряд отправил в лучший мир двести пятнадцать южан. Следует также упомянуть об огромной мортире, изобретенной Дж. Т. Мастоном, выдающимся членом и непременным секретарем «Пушечного клуба»; действие ее было крайне губительным: при ее испытании оказались убитыми триста тридцать семь человек; правда, все они погибли от взрыва самой мортиры!

Что еще остается добавить к этим красноречивым цифрам? Решительно ничего. Поэтому никто не станет оспаривать следующих вычислений статистика Питкерна: разделив число жертв артиллерийского огня на число членов «Пушечного клуба», он установил, что на каждого члена приходится «в среднем» по две тысячи триста семьдесят пять с дробью убитых!

Если вдуматься в эти цифры, то станет ясно, что единственною заботою этого ученого общества было истребление рода человеческого (хотя и в филантропических целях) путем усовершенствования боевых орудий, которые были приравнены к орудиям цивилизации. Это был своего рода союз ангелов смерти, которые в жизни, однако, отличались весьма добродушным нравом.

Необходимо, однако, добавить, что янки, как люди мужественные, не ограничивались одними вычислениями и нередко платили собственной жизнью ради торжества своего дела. Среди членов «Пушечного клуба» имелись офицеры всех рангов от поручиков до генералов; военные всех возрастов: и новички в военном деле, и старые служаки, поседевшие на боевом посту. Немало их полегло на поле брани, и имена их занесены в почетную книгу «Пушечного клуба», а у большинства других, вернувшихся с войны, остались неизгладимые следы их храбрости. В клубе можно было видеть целую коллекцию костылей, деревянных ног, искусственных рук, ручных протезов с крючком, каучуковых челюстей, серебряных черепов и платиновых носов. Упомянутый выше статистик Питкерн вычислил также, что в «Пушечном клубе» приходилось меньше чем по одной руке на четырех человек и лишь по две ноги – на шестерых.

Начну, пожалуй, с двух цитат, каковые должны, по моему мнению, посрамить тех, кто романы Жюля Верна не ценит (отзывы Чехова, Толстого, Тургенева, Брюсова, Булгакова и пр. о Жюле Верне вообще, не имеют отношения к тематике конкретного романа):

«Жюль Верн пробудил мою мысль, заставил ее работать в нужном направлении» - сказал К.Э.Циолковский, теоретик того, что Жюль Верн попытался описать в романе «С Земли на Луну».

Но мне больше нравится вот это: «...Весной 1921 года я прочел «Из пушки на Луну», а затем «Вокруг Луны». Эти произведения Жюля Верна меня потрясли. Во время их чтения захватывало дыхание, сердце колотилось, я был как в угаре и был счастлив. Стало ясно, что осуществлению этих чудесных полетов я должен посвятить всю жизнь без остатка...». Это В.П.Глушко, академик, чьи могучие двигатели вознесли над Землей Юрия Гагарина и могли бы осуществить жюль-верновскую снарядиаду - будь на то политическая воля руководства страны.

Жюль Верн, хоть и не отправил на Луну Барбикена, Николя и Ардана иначе, как в своем воображении, тем не менее способствовал тому, чтобы люди реально туда полетели, и долетели.

«С Земли на Луну» относится к ранним романам Жюля Верна, но, в отличие от прочих романов, необыкновенного путешествия, как такового, здесь нет; здесь есть лишь подготовка к оному. Однако данный факт искупается грандиозной фантастичностью самого задуманного путешествия и масштабом подготовительных работ по отливке и подготовке невероятной колумбиады.

На многочисленных заседаниях фантастический Пушечный клуб решает вопросы о направлениях своей деятельности (решает долбануть по Луне шаровидной бомбой!); о постройке гигантской колумбиады; о точке запуска; о выборе надлежащего пороха (пироксилин выбирают); о системе слежения за полетом.

Все это довольно вялотекуще и буднично продолжается на протяжении доброго куска повествования, пока некоторый, недавно выпущенный из Бедлама, европейский индивид, именем Мишель Ардан, не телеграфирует в Пушечный клуб следующим безумным текстом: «Замените круглую бомбу цилиндро-коническим снарядом. Полечу внутри. Прибуду пароходом «Атланта». Как это не удивительно - логика поветствования того требует! - по прибытии обозначенного неадекватного персонажа никто не надевает на него смирительную рубашку; напротив, все его дружно поздравляют и всячески поощряют. Более того, безумие Ардана оказывается заразным, и Барбикен его подхватывает и, позднее, заражает им еще и Николя, который из всех троих кажется наиболее адекватным (если не брать во внимание предлагавшиеся им безумные пари).

Тут начинаются спешные переделки проекта.

При этом, Жюль Верн предвосхищает:

1. Использование алюминия в качестве конструкционного материала для снаряда. Его до сих пор реально используют, тогда как во времена Жюля Верна это был редкий,экзотичный и крайне дорогостоящий материал. Если не ошибаюсь, в 1855 г. килограмм алюминия стоил 1200 рублей (золота - 1000) и из него делали ювелирные украшения. К 1865 году цена упала раз в 10, а к концу 19 века - во все сто.

2. Систему жизнеобеспечения на хлорноватокислом калии (источник кислорода) и едком натре (поглотитель углекислоты). Реально используется надпероксид калия, который поглощает водяные пары и выделяет при этом кислород, образуя едкий калий, который, в свою очередь, поглощает углекислый газ. Так что попадание автора можно считать 90-процентным.

3. Пытается решить проблему ударного ускорения при выстреле - и предлагает водяной демпфер, который, действительно, может несколько сгладить последствия выстрела - пассажиры должны превратиться в более толстую, но тем не менее, пленку на дне снаряда. Реально, к сожалению, даже полное погружение человека в жидкость, не даст защиты, если ускорение составит десятки тысяч же. Хотя, жидкостная ванна, вообще-то успешно сопротивляется и ударному (в особенности), и перманентному ускорению. Эту идею сильно продвигал Циолковский и не реализована она по причине большого веса соответствующей системы и неудобства для управления полетом.

4. Решает вопрос торможения при посадке на Луну исключительно современным способом - в днище снаряда устраиваются ряд твердотопливных ракет, которые должны быть выпущены перед падением. Если несколько модернизировать эту идею и применить длительно горящий порох, то мы получим реальную посадку на Луну американского зонда «Сервейор» (в СССР использовался жидкостный тормозной двигатель).

5. Поскольку законы физики и астродинамики остаются таковыми и в Африке, и на Луне, и в 19 и в 21 веке, то оказывается, что математика заставляет Жюля Верна избрать точки запуска (место отливки колумбиады) и точки приводнения такими, что они практически точно совпадают с реальными. Да «Аполлон-8», в 1968 году, в декабре, то есть ровно через сто лет после Барбикена, стартовал из Флориды, оттуда, где Барбикен реализовал свой проект; и приводнился, через 8 дней, он именно там, где и компания жюль-верновских космонавтов!

6. Отдельным приятным моментом является то обстоятельство, что по 5,5-миллионной смете строительства колумбиады, наибольший взнос сделала Россия (еще царская). Жюль Верн как бы предугадал руководящую роль России в деле освоения космического пространства.

Про проколы автора я уже написал в отзыве на «Вокруг Луны» повторяться не буду. Добавлю только, что Жюль Верн применил сомнительную систему отопления и освещения, в виде газового рожка с, по-видимому, открытым пламенем. Пишу «сомнительную» - поскольку Жюль Верн во всех прочих романах проявляет склонность к электричеству и почему он не воспользовался им здесь - непонятно. Реально внутри снаряда должна быть невесомость и отсутствие конвекции, в силу чего горение будет иметь весьма своеобразный характер. Даже если следовать автору - невесомость только в одной точке - то хотя бы в этой точке рожок должен был потухнуть, и жюльвернонавты принуждены были бы сидеть в кромешной темноте.

Еще одним слабым местом считаю исключительно неубедительную систему слежения за полетом посредством гигантского телескопа. Мало того, что в те времена построить телескоп указанных размеров было бы совершенно нереально; тут еще и волновая природа света дает о себе знать, и свойства атмосферы Земли. Даже со Скалистых гор, даже в телескоп указанных размеров, снаряд колумбиады рассмотреть было бы невозможно, т.к. он был мал и не светился.

По завершении «теоретической части» романа, начинается часть практическая - которая несколько скрашивает и выправляет говорильную часть - Барбикен организует и производит строительство всего необходимого для запуска. Любопытно, что вся честная компания проявляет совершенно изумительную тупость, когда обнаруживается, что после заливки в землю тысяч тонн чугуна остывать он будет месяцы, а не часы. Когда это все-таки происходит, центральную часть вынимают и начинают шлифовку канала ствола. Мне, кстати, осталось непонятным - как они это делают, внятностью автор здесь не отличается. Еще одной «неожиданностью» оказывается то, что 180 тонн пироксилина, оказывается, займут треть длины ствола.

Но - понятное дело - все сложности успешно устранены и герои, в свисте и грохоте, улетают в... следующий роман.

В отличие от всех прочих ранних романов Жюля Верна, за данный роман десятку не ставлю по указанным причинам - недостаточно действия и нет как такового необыкновенного путешествия. Заслуженная оценка - 8.

Оценка: 8

Гимн человеческому авантюризму и вере в собственные силы. Героев «С Земли на Луну прямым путем за 97 часов 20 минут», не могут остановить ни какие трудности, они находят решение любой проблемы.

Данное произведение – научная фантастика в чистом виде. Все прописано очень скрупулезно, много внимания уделяется деталям. Автор оказался прав в главном – человечество шагнуло за пределы родной планеты и долетело до Луны. Это достойно уважения.

Думаю, Жюль Верн относится к разряду писателей, которых нужно читать не только поклонникам фантастики, но и любителям литературы в целом.

Оценка: 8

В отличие от других известных романов Жюля Верна, эта книга не описывает никакого удивительного путешествия. Она посвящена лишь подготовке путешествия – но зато какого!

Самого же описания путешествия читателю – современнику Жюля Верна – пришлось ждать ещё несколько лет (а тем временем были написаны и опубликованы «Дети капитана Гранта»). Мы находимся в более выгодном положении, т. к. может прочитать оба фактически составляющих единое целое романа («С Земли на Луну…» и «Вокруг Луны») без паузы. А может быть, совсем наоборот? Мы лишены того томления ожидания, предвкушения чего-то удивительного, возможности строить свои предположения о дальнейшем развитии событий, которыми могли в полной мере насладиться первые читатели Верна. (Точно так же те из нас, кто читал романы Роулинг о Гарри Поттере лишь по мере их написания и выхода в свет, находились, по-моему, куда в лучшем положении, чем более поздние читатели, имеющие возможность читать эти романы один за другим без перерыва).

Если всё же формально ограничить себя оценкой только романа «С Земли на Луну…», то его можно с полным правом охарактеризовать как «производственный». В центре повествования – проектирование и строительство гигантской пушки. Документальный отчет о событиях даётся с точной привязкой к датам (числам и месяцам), хотя и без указания года. Можно предположить – по тому, что с момента окончания Гражданской войны всё же прошло некоторое время, – что действие романа происходит в недалёком будущем по отношению к времени его публикации.

Подробное описание – по каждой стране – того, как проходила сбор денег, заставило скучать. Зато впечатлило художественно яркое описание вроде бы чисто технологического процесса отливки пушки.

Роман написан о событиях, которые происходят в США и в которых первоначально принимают участие только американцы – но написан французом. Из этого вытекают два следствия.

Во-первых, автор, хотя и не скупится на восторженные похвалы инженерному и предпринимательскому духу американцев, с лихвой компенсирует их многочисленными ироническими и порой сатирическими выпадами в адрес жителей заокеанской страны. Впрочем, некоторые детали отнюдь не вызывают улыбки: поезда, которые нередко сходят с рельс и валятся под откос; трагические несчастные случаи при строительстве, – но «на такого рода мелочи американцы не обращают внимания». Однако, «благодаря его заботам, его проницательности, его мудрому вмешательству, его удивительной вдумчивости и гуманности [этот пассаж не вызывает у вас каких-либо ассоциаций? впрочем, речь идёт всего лишь о председателе Барбикене] процент несчастных случаев при сооружении шахты не превысил среднего процента таких же случаев в европейских странах».

Впрочем, с его появлением «производственный» роман становится «психопатологическим». Полусумасшедшего учёного, готового отправиться в смертельно опасное путешествие, без всякой мысли о возвращении, у Верна мы уже встречали – это профессор Лиденброк из «Путешествия к центру Земли». Что касается Ардана, то он даже не учёный, а, скорее, малосведущий профан, о чём и сам, впрочём, заявляет. Его смелость – это смелость авантюриста, не способного толком просчитать свои действия. Идея Ардана полететь на Луну безумна – и это безумие оказывается заразным. Поражает, с какой лёгкостью к Ардану присоединяются Барбикен и Николь. Степень коллективного сумасшествия попросту зашкаливает.

Для романа характерно присутствие многочисленных научных (по уровню науки того времени) сведений и в то же время «выведение за скобки» некоторых важных аспектов намечаемого полёта (начальных школьных сведений по кинематике было бы вполне достаточно, чтобы рассчитать убийственную величину ускорения, с которым будет двигаться снаряд в жерле пушки).

Оценка: 7

Конечно фантастическая гипотеза, выдвинутая автором устарела через несколько десятков лет после ее опубликования. Но, что самое поразительное, книгу продолжают читать во всем мире. Значит она содержит что-то такое, что не подвластно времени. И как мне кажется, это литературная часть произведения, которая покоряет тебя с первых страниц. А само произведение уже давно стало символом и синонимом фамилии автора, вместе с «20000 лье под водой».

Оценка: 8

Не самый известный, не самый лучший роман Верна, но тем не менее забавный, увлекательный и запоминающийся. Основное его содержание - это рассказ об изготовлении гигантской пушки и подготовке к полёту на Луну, и, конечно, уже ставшие отличительной чертой творчества Верна к этому времени объёмные научно-познавательные отступления, на сей раз, естественно, в основном из области астрономии.

Вот интересно, когда в НАСА выбирали место для космодрома, они учитывали расчёты Верна, или это оказалось совпадением?

Оценка: 8

Весьма занятное произведение. С одной стороны, часть идей Жюля Верна совершенно не оправдались и полет из пушки на Луну кажется просто смешным. С другой стороны, место для будущего космодрома Жюль Верн предсказал-то совершенно точно! Само произведение сейчас кажется наивным, но написано с любовью. Отмечу удачные образы героев романа. Очень симпатичен неукротимый Мишель Ардан. А до чего забавны старые артиллеристы!

Как всегда, Жюль Верн пытается не проосто развлечь читателя, но и научить его чему-то. Очень интересно читать о научных взглядах XIX века, видеть, в чем они отличаются о наших представлений. Не могу назвать этот роман шедевром, но читается он очень легко и приятно.

Оценка: 7

«С Земли на Луну прямым путём за 97 часов 20 минут» - один из первых романов писателя Жюля Верна, но при этом он отнюдь не уступает его поздним работам. В особенности, если принять во внимание ещё и тот факт, что это лишь вступление к началу путешествия на Луну, но не само путешествие. Поэтому вместо захватывающих приключений смелых героев здесь лишь захватывающие дух читателя второй половины XIX века заявления смелых героев. Скрупулёзное описание научных аспектов только предстоящего путешествия немного утомляют, но заставляют поверить в какое-угодно научное безумие, следующее после. И всё это разбавляется лёгким, почти незаметным (однако при этом порою довольно едким) юмором и ещё более призрачной критикой войны. Нравится. Нравится читать, нравится перечитывать и нравиться получать удовольствие каждый раз, как открываешь книгу авторства Жюля Верна.

Глава первая
«Пушечный клуб»

Во время Гражданской войны в Соединенных Штатах новый чрезвычайно влиятельный клуб возник в Балтиморе, главном городе штата Мэриленд. Мы знаем, с какою силой пробудился тогда военный дух американцев – этого народа предпринимателей, купцов и механиков. Простые торговцы бросали свои прилавки и внезапно превращались в капитанов, полковников и генералов, отлично обходясь без дипломов военных училищ Вест-Пойнта; они быстро сравнялись в «военном искусстве» с европейскими своими собратьями и, подобно им, не жалея ядер, миллионов, а главное, людей, стали одерживать победу за победой.

А в артиллерийской науке – в баллистике – американцы, на диво всем, даже превзошли европейцев. Нельзя сказать, чтобы их приемы стрельбы достигли большего совершенства, но они создали орудия необычайных размеров, бившие на неслыханные до тех пор расстояния. В искусстве настильного, навесного и ураганного огня, флангового, продольного и тылового обстрела англичане, французы и пруссаки достигли высокого совершенства; но их пушки, гаубицы и мортиры кажутся простыми пистолетами по сравнению с колоссальными орудиями американской артиллерии.

Впрочем, тут нечему удивляться. Янки – первые механики в мире; они словно родятся инженерами, как итальянцы – музыкантами, а немцы – метафизиками. Естественно, и в артиллерийскую науку они внесли свою смелую, подчас дерзкую изобретательность. Отсюда – их гигантские пушки, гораздо менее полезные, чем их швейные машины, но столь же удивительные и вызывающие еще большее восхищение. Всем известны необыкновенные огнестрельные орудия Паррота, Дальгрина и Родмена. Их европейским коллегам Армстронгу, Пализеру и Трей-де-Болье оставалось только преклониться перед своими заморскими соперниками.

Во время кровопролитной войны северян с южанами артиллеристы пользовались особенным почетом. Американские газеты с восторгом возвещали об их изобретениях, и, кажется, не было такого мелкого лавочника или невежественного booby , который день и ночь не ломал бы голову над вычислением сумасшедших траекторий.

А когда у американца зародится идея, он ищет товарища, который разделил бы ее. Если во мнениях сойдутся трое, то один из них немедленно избирается председателем, а двое других – секретарями. Если их четверо, то назначается архивариус – и готово «бюро». Если их пятеро, то созывается «общее собрание» – и клуб учрежден!

Так было и в Балтиморе. Первый, кто изобрел новую пушку, вступил в союз с первым, кто согласился эту пушку отлить, и с первым, кто взялся ее высверлить. Так возникло «ядро» «Пушечного клуба». Через месяц клуб насчитывал уже 1833 действительных члена и 35 365 членов-корреспондентов.

Всякому желающему вступить в члены клуба ставилось conditi o sine qua non : он должен был изобрести или, по меньшей мере, усовершенствовать пушку, а в крайнем случае какое-нибудь иное огнестрельное оружие. Нужно, однако, сказать, что изобретатели пятнадцатизарядных револьверов, нарезных штуцеров и сабель-пистолетов не пользовались особым почетом. Артиллеристы всюду и везде их затмевали.

– Уважение, которое они приобретают, – провозгласил однажды один из самых ученых ораторов «Пушечного клуба», – прямо пропорционально «массам» их пушек и «квадратам расстояний», которые пролетают их снаряды.

Еще немного – и можно было бы распространить Ньютонов закон всемирного тяготения на всю духовную жизнь.

Легко себе представить размах американской изобретательности после учреждения «Пушечного клуба». Военные орудия начали принимать колоссальные размеры, а снаряды стали перелетать через все дозволенные расстояния, иной раз разрывая в клочки безобидных прохожих. Все эти изобретения скоро оставили далеко позади скромные по своим размерам европейские орудия. Вот цифры.

Прежде, «в доброе старое время», ядро в тридцать шесть фунтов весом могло прострелить на расстоянии трехсот футов лишь тридцать шесть лошадей, поставленных поперек его пути, или шестьдесят восемь человек. Это была младенческая пора артиллерийского искусства. С тех пор снаряды далеко улетели вперед. Например, пушка Родмена била на расстоянии семи миль, и ее ядро, весом в полтонны, легко могло «скосить» сто пятьдесят лошадей и триста человек. В «Пушечном клубе» был даже возбужден вопрос, не произвести ли этот смелый опыт. Но если лошади и согласились бы подвергнуться подобному испытанию, то среди людей, к сожалению, охотников не нашлось.

Во всяком случае, эти орудия были весьма смертоносны: при каждом их выстреле сражавшиеся падали целыми рядами, словно колосья под ударами косы. И какими жалкими по сравнению с такого рода снарядами показалось бы и знаменитое ядро, которое в 1587 году в битве при Кутра сразило двадцать пять человек, и то, которое в 1758 году при Цорндорфе убило сорок пехотинцев, и, наконец, австрийская пушка, поражавшая в битве при Кессельдорфе каждым своим выстрелом семьдесят человек. Что значили теперь наполеоновские пушки, убийственный огонь которых решил судьбу сражений при Иене и Аустерлице? Все это были лишь первые цветочки! В битве при Геттисберге конический снаряд, выпущенный из нарезной пушки, разом уложил сто семьдесят три южанина, а при переправе через реку Потомак один родменовский снаряд отправил в лучший мир двести пятнадцать южан. Следует также упомянуть об огромной мортире, изобретенной Дж. Т. Мастоном, выдающимся членом и непременным секретарем «Пушечного клуба»; действие ее было крайне губительным: при ее испытании оказались убитыми триста тридцать семь человек; правда, все они погибли от взрыва самой мортиры!

Что еще остается добавить к этим красноречивым цифрам? Решительно ничего. Поэтому никто не станет оспаривать следующих вычислений статистика Питкерна: разделив число жертв артиллерийского огня на число членов «Пушечного клуба», он установил, что на каждого члена приходится «в среднем» по две тысячи триста семьдесят пять с дробью убитых!

Если вдуматься в эти цифры, то станет ясно, что единственною заботою этого ученого общества было истребление рода человеческого (хотя и в филантропических целях) путем усовершенствования боевых орудий, которые были приравнены к орудиям цивилизации. Это был своего рода союз ангелов смерти, которые в жизни, однако, отличались весьма добродушным нравом.

Необходимо, однако, добавить, что янки, как люди мужественные, не ограничивались одними вычислениями и нередко платили собственной жизнью ради торжества своего дела. Среди членов «Пушечного клуба» имелись офицеры всех рангов от поручиков до генералов; военные всех возрастов: и новички в военном деле, и старые служаки, поседевшие на боевом посту. Немало их полегло на поле брани, и имена их занесены в почетную книгу «Пушечного клуба», а у большинства других, вернувшихся с войны, остались неизгладимые следы их храбрости. В клубе можно было видеть целую коллекцию костылей, деревянных ног, искусственных рук, ручных протезов с крючком, каучуковых челюстей, серебряных черепов и платиновых носов. Упомянутый выше статистик Питкерн вычислил также, что в «Пушечном клубе» приходилось меньше чем по одной руке на четырех человек и лишь по две ноги – на шестерых.

Но храбрые артиллеристы не придавали значения таким «мелочам» и по праву гордились, когда газеты сообщали, что в новом сражении число убитых и раненых превысило раз в десять число выпущенных снарядов.

Настал, однако, день, – печальный, досадный день! – когда оставшиеся в живых перестали убивать друг друга и был подписан мир. Прекратились выстрелы, замолк грохот мортир; надолго заткнули пасти гаубиц; пушки с опущенными жерлами были размещены по арсеналам, ядра сложены в пирамиды. Постепенно изгладились кровавые воспоминания; на полях, щедро удобренных человеческим мясом и напоенных кровью, роскошно разрослись хлопковые плантации; износились траурные платья, затихли страдания, и члены «Пушечного клуба» были обречены на полную бездеятельность.

Правда, иные неутомимые изобретатели продолжали еще проектировать невиданных размеров гранаты. Но что значила теория без практики? Залы «Пушечного клуба» мало-помалу опустели, в передних дремали лакеи, кипы газет на столах покрывались плесенью, из темных углов доносился заунывный храп, и члены клуба, еще недавно такие шумные, засыпали от скуки, предаваясь в одиночестве платоническим мечтам об успехах артиллерии.

– Прямо в отчаяние можно прийти! – жаловался однажды вечером в курительной комнате храбрый Том Гантер; он протянул свои деревянные ноги к камину, не замечая, что концы их понемногу начали обугливаться.

– Решительно нечего делать! И надеяться не на что! Что за унылое существование! Где то время, когда всякое утро нас будили веселые выстрелы пушек?

– Миновали счастливые дни! – отозвался ретивый Билсби, машинально пытаясь развести руками, которых у него не было. – Славное было житье! Бывало, изобретешь гаубицу, едва успеют ее отлить, и марш с нею на пробу прямо по неприятелю! Потом вернешься в лагерь – и Шерман тебя похвалит, либо сам Мак-Клеллан тебе руку пожмет! А теперь генералы вернулись в свои конторы и вместо снарядов выпускают… безобидные кипы хлопка из своих складов! Клянусь святой Барбарой, будущность артиллерии в Америке рисуется мне в самом мрачном свете!

– Верно, Билсби! – воскликнул полковник Блемсбери. – Какое жестокое разочарование!.. Зачем побросали мы свои мирные занятия, покинули свой родной Балтимор, зачем обучались военному делу? Зачем совершали мы геройские подвиги на поле битвы? Неужто только для того, чтобы через два – три года все наши труды пошли прахом?.. Сиди теперь без дела да позевывай, сунув руки в карманы!

По правде сказать, воинственному полковнику трудновато было бы подтвердить свои слова соответствующим жестом: карманы-то у него были, но рук не осталось.

– Никакой войны даже не предвидится! – вздохнул знаменитый Дж. Т. Мастон, почесывая свой гуттаперчевый череп железным крючком, заменявшим ему руку. – Ни единого облачка на горизонте… а между тем в артиллерийской науке столько еще пробелов! Кстати сказать, сегодня утром я закончил чертежи новой мортиры – горизонтальный разрез и схему; орудие это может в корне изменить законы войны!..

– В самом деле? – воскликнул Том Гантер, которому невольно представилась картина «пробы» последнего изобретения достопочтенного Мастона.

– В самом деле! – отвечал Мастон. – Но, спрашивается, ради чего я столько работал, ломал голову над сложными вычислениями? Не напрасно ли я трудился? Народы Нового Света точно сговорились жить в вечном мире. Наша воинственная «Трибюн» пророчит человечеству самое мрачное будущее в связи с увеличением народонаселения, принимающим прямо-таки непозволительные размеры.

– Вы забываете, Мастон, – возразил полковник Блемсбери, – что в Европе продолжаются войны, – там еще не угасла национальная вражда.

– Ну так что же?

– Ну так можно попытаться там что-нибудь предпринять, если только они примут наши услуги…

– Что вы, что вы! – воскликнул Билсби. – Заниматься баллистикой на пользу иностранцам?

– Это все-таки лучше, чем вовсе ею не заниматься! – заявил полковник.

– Разумеется, лучше! – вставил Мастон. – Но об этом и думать не стоит.

– Почему же? – удивился полковник.

– Да потому что у них, в Старом Свете, понятия о военной карьере для нас, американцев, совсем не приемлемые. Этим людям даже в голову не приходит, что можно сделаться главнокомандующим, не начав службы с чина подпоручика… Ведь это все равно что утверждать, будто нельзя быть хорошим наводчиком, если не умеешь сам пушки отливать! А это сущая…

– Нелепость! – подхватил Том Гантер, кромсая охотничьим ножом ручку своего кресла. – Итак, при настоящем положении дел нам остается только сажать табак или перегонять китовый жир!

– Как! – воскликнул Мастон громовым голосом. – Неужели мы состаримся и умрем, не посвятив последние годы жизни усовершенствованию огнестрельных орудий? Нам не представится случая испытать дальнобойность наших пушек? Небо не озарится больше огнем наших залпов? Неужели никогда не возникнут международные осложнения, которые позволят нам объявить войну какой-нибудь заморской державе? Неужели французы так-таки не потопят ни одного нашего корабля? Неужели англичане не нарушат ни разу международного права, – ну, например, не вздернут трех-четырех наших земляков?

– Нет, Мастон, – возразил полковник Блемсбери, – не выпадет нам подобного счастья! Нет! Не произойдет ни одного инцидента, а если и произойдет, мы не сумеем им воспользоваться. Национальная гордость в Соединенных Штатах слабеет с каждым днем; скоро все мы сделаемся сущими бабами!..

– Да, нам нередко приходится унижаться! – согласился Билсби.

– Больше того – нас унижают! – воскликнул Том Гантер.

– Истинная правда! – подхватил с новою силою Мастон. – В воздухе носятся тысячи поводов к войне, а войны все нет как нет! Наше правительство заботится о сбережении ног и рук у людей, которые не знают, что им делать со своими конечностями. А зачем далеко искать повода к войне: разве Северная Америка раньше не принадлежала англичанам?

– Без сомнения! – воскликнул Том Гантер, яростно размешивая своим костылем угли в камине.

– Если так, – продолжал Мастон, – то почему бы Англии в свою очередь не принадлежать американцам?

– Вот это справедливо! – вырвалось у полковника Блемсбери.

– А пойдите-ка предложите это президенту Соединенных Штатов! – крикнул Мастон. – Как он вас примет, а?

– Плохо примет! – процедил Билсби сквозь последние четыре зуба, уцелевшие от войны.

– Клянусь честью, – воскликнул Мастон, – пускай на следующих выборах он не рассчитывает на мой голос!

– И наших он не получит! – дружно подхватили воинственные инвалиды.

– Итак, – заключил Мастон, – вот мое последнее слово: если мне не дадут возможности испытать мою новую мортиру на настоящем поле битвы, я выхожу из членов «Пушечного клуба» и уезжаю из Балтимора. Лучше похороню себя заживо в саваннах Арканзаса.

– И мы последуем за вами, – подхватили товарищи отважного Дж. Т. Мастона.

Таково было положение дел в клубе; брожение умов становилось все сильнее, клубу уже грозила опасность скорого распада, но одно неожиданное событие предотвратило эту катастрофу.

На другой день после описанной беседы каждый из членов клуба получил следующее циркулярное послание:

Председатель «Пушечного клуба» имеет честь уведомить своих сочленов, что на общем собрании 5-го числа текущего месяца он сделает сообщение, способное вызвать у них самый живой интерес. Вследствие этого он покорнейше просит членов клуба, отложив свои очередные дела, пожаловать на это заседание.

С сердечным приветом

ваш Импи Барбикен, П. П. К.

Глава вторая
Сообщение председателя Барбикена

5 октября, в восемь часов вечера, целая толпа теснилась в залах клуба, в доме № 21 на Юнион-сквере. Все без исключения члены клуба, проживавшие в Балтиморе, сочли долгом явиться на приглашение своего председателя. Сотни иногородних членов-корреспондентов выходили из курьерских поездов, прибывавших в Балтимор. Как ни велик был зал заседаний, он не мог вместить всех стремившихся туда попасть; ученый люд наводнил соседние залы и коридоры, занял даже половину наружного двора. Огромная толпа «посторонних лиц» теснилась у дверей клуба, всякий старался пробраться вперед, чтобы поскорее что-нибудь узнать о важном сообщении председателя Барбикена; граждане толкались, мяли друг другу бока, протискиваясь с энергией и непринужденностью, характерными для народа, воспитанного в духе «selfgovernment» .

Иностранец, который в этот вечер очутился бы в Балтиморе, ни за какие деньги не смог бы проникнуть в центральный зал «Пушечного клуба». Кроме действительных членов и членов-корреспондентов, никто не имел права доступа в него, даже самые значительные в городе лица, и местные власти были вынуждены стоять в толпе горожан на дворе клуба и ловить на лету новости, которые время от времени передавались из внутренних помещений.

– Успокойтесь, мой достойный друг! Прежде чем посмеяться, французы сами оказались в дураках, потому что сначала поверили нашему соотечественнику. Чтобы закончить этот краткий исторический обзор, добавлю, что некий Ганс Пфааль из Роттердама, наполнив шар газом, извлеченным из азота и оказавшимся в тридцать семь раз легче водорода, поднялся на нем и достиг Луны через девятнадцать дней. Это путешествие, так же как и все предыдущие, было, конечно, воображаемым, но его сочинил один из любимых писателей Америки, своеобразный фантастический талант. Я имею в виду Эдгара По.

– Да здравствует Эдгар По! – воскликнула аудитория, наэлектризованная речью председателя.

– Я покончил с попытками, которые назову чисто беллетристическими и совершенно недостаточными для установления сношений Земли с Луною. Должен, однако, прибавить, что были и серьезные, научно обоснованные попытки войти в общение с Луною. Так, например, несколько лет назад один немецкий математик предложил снарядить ученую экспедицию в сибирские степи. Там, среди широких равнин, можно было бы при помощи рефлекторов изобразить гигантские геометрические фигуры, и притом настолько яркие, что они будут видны с Луны, между прочим Пифагоров треугольник, который в просторечии называют «Пифагоровы штаны». «Всякое разумное существо, – утверждал геометр, – должно понять научное значение этой фигуры. Поэтому селениты, если только они существуют, ответят подобной же фигурой, и тогда легко будет создать алфавит, который даст людям возможность обмениваться мыслями с обитателями Луны».

Так говорил немецкий математик, но его проект не был осуществлен, и до сих пор не установлено никакой связи между Землей и Луной. Однако я убежден, что практический гений американцев установит связи с этим небесным телом. Есть средство достигнуть Луны; средство простое, легкое, верное, надежное, – и о нем я хочу вам сообщить.

Оглушительный шум, целая буря восклицаний приветствовали речь Барбикена. Слушатели все до одного были увлечены, покорены, захвачены словами оратора.

– Слушайте, слушайте! Да замолчите же! – стали кричать со всех сторон.

Когда волнение улеглось, Барбикен заговорил еще более торжественным тоном:

– Вам известно, какие успехи сделала баллистика за последние годы и до какой высокой степени совершенства могли бы дойти огнестрельные орудия, если бы война все еще продолжалась! Вы знаете также, что сила и прочность орудий и метательная сила пороховых газов могут быть безгранично увеличены. Так вот, исходя из этих принципов, я задал себе вопрос: возможно ли из орудия достаточных размеров, достаточной мощности и установленного должным образом пустить ядро на Луну?

При этих словах из тысячи глоток вырвалось единодушное «ох». На минуту наступило молчание, подобное глубокой тишине, предшествующей громовому удару. И действительно, тотчас же разразился гром: гром криков и аплодисментов, такой гам, что от него задрожал весь громадный зал собрания. Барбикен пытался продолжать свою речь, но это было немыслимо. Только через десять минут добился он того, что его стали слушать.

– Дайте мне закончить, – хладнокровно продолжал Барбикен. – Я смело приступил к этому вопросу, я обсудил его со всех сторон и на основании бесспорных вычислений могу утверждать, что снаряд, обладающий начальной скоростью в двенадцать тысяч ярдов в секунду, при точном прицеле неизбежно должен долететь до Луны. Итак, достойные сочлены, я имею честь предложить вам произвести этот небольшой опыт.